Линейные и гендерные различия в биохимических показателях и показателях обеспеченности жирорастворимыми витаминами у крыс на in vivo модели метаболического синдрома

Резюме

Потребление рационов с энергетической ценностью, неадекватной фактичес­ким энерготратам организма, может приводить к развитию метаболического синдрома (МС), имеющего своими последствиями сахарный диабет 2 типа, неал­когольный стеатогепатит, атеросклероз, подагру, аллергические заболевания. Для разработки новых подходов к диетической и медикаментозной коррекции МС необходимо наличие его экспериментальных моделей. Целью работы был сравнительный анализ функциональных, биохимических и витаминных марке­ров, характеризующих воздействие рациона с высоким содержанием фруктозы на самцов и самок различных линий крыс и выбор на этой основе оптимальной in vivo модели МС. В работе использовали самцов и самок крыс аутбредной линии Вистар (W) и инбредной линии Dark Agouti (DA) численностью по 16 особей каж­дого пола и линии. Животные первых (контрольных) групп каждого пола и линии получали сбалансированный полусинтетический рацион по AIN93, а животные вторых (опытных) групп - такой же рацион и 30% раствор фруктозы вместо воды в режиме свободного доступа. В течение 121 сут определяли фактическую энергетическую ценность рационов, прибавку массы тела, артериальное давле­ние; при выведении животных из эксперимента - относительную массу внут­ренних органов, биохимические показатели плазмы крови, содержание жирорас­творимых витаминов А и Е в плазме крови и печени. Показано, что, несмотря на повышенную на протяжении всего эксперимента энергетическую ценность рациона в опытных группах, самцы и самки DA практически не отвечали на это увеличением прибавки массы тела в отличие от крыс W (особенно самок). Потребление рационов с фруктозой приводило к возрастанию концентрации глюкозы независимо от пола и линии, тогда как концентрация триглицеридов (ТГ) статистически значимо повышалась при этом только у самок W. Добавление фруктозы вызывало у крыс DA обоих полов возрастание массы почек, а также более выраженную в сравнении с крыса­ми W манифестацию маркеров токсического действия на печень (повышение активности аланинаминотрансферазы и γ-глутамилтрансферазы, увеличение концентрации мочевины и билирубина в плазме крови). У крыс обеих линий пот­ребление фруктозы подавляло накопление ретинола пальмитата в печени по показателю его удельного содержания. Общее содержание α-токоферола в печени было достоверно выше у крыс W в сравнении с животными DA. При этом кон­центрация α-токоферола в плазме крови коррелировала с концентрацией ТГ, а отношение α-токоферол/ТГ достоверно снижалось на фоне приема фруктозы у самок W, отличавшихся гиперлипидемией. Таким образом, действие фруктозы на самцов и особенно самок W в основном соответствует классической картине МС с возрастанием массы тела, повы­шением артериального давления, гликемии и уровня ТГ, тогда как у DA превалирует токсическое действие фруктозы на печень и, возможно, почки без развития признаков дислипидемии и ожирения.

Ключевые слова:метаболический синдром, крысы, in vivo модели, фруктоза, витамины, витаминная обеспеченность

Вопр. питания. 2018. Т. 87. № 1. С. 51-62. doi: 10.24411/0042-8833-2018-10006.

Потребление высокоуглеводных и высокожировых рационов с энергетической ценностью, неадекват­ной фактическим энерготратам организма, может при­водить к развитию метаболического синдрома (МС), характеризующегося ожирением (избыточным отло­жением жира в брюшной полости) и любыми двумя факторами из таких, как повышенная концентрация триглицеридов, сниженная концентрация холестерина липопротеинов высокой плотности, повышенное арте­риальное давление (АД), повышенный уровень глюкозы в плазме крови натощак и имеющего своими последс­твиями сахарный диабет 2 типа, неалкогольный стеатогепатит, атеросклероз, подагру, аллергические забо­левания [1-3].

По данным Всемирной организации здравоохранения, распространенность МС среди взрослого населения развитых стран составила у мужчин до 40 лет 18,6%, в возрасте 40-55 лет - 44,4%, среди женщин 7,3 и 20,8% соответственно [4]. В основе механизма формирования МС лежит инсулиновая резистентность, т.е. утрата или резкое снижение способности адекватно реагировать на выделяющийся инсулин повышением абсорбции глю­козы клетками, активацией липогенеза, запасанием гликогена с соответствующим снижением липолиза и глюконеогенеза [5]. Для разработки новых подходов к диетической и медикаментозной коррекции МС на доклинической стадии необходимо наличие адекват­ных экспериментальных моделей МС у лабораторных животных. Такие модели воспроизводят, как правило, путем использования мышей и крыс с генетическими дефектами отдельных звеньев углеводного и липидного обмена либо путем кормления животных конвенцио­нальных аутбредных или инбредных линий рационами с повышенными квотами легкоусвояемых углеводов (главным образом фруктозы) и/или жиров [6]. Резуль­таты различных работ по моделированию МС трудно сопоставимы из-за использования в них животных раз­ных видов, линий, пола и возраста. Целью настоящего исследования был сравнительный анализ функциональ­ных, биохимических и витаминных маркеров, характеризующих воздействие рациона с высоким содержанием фруктозы на самцов и самок крыс аутбредной линии Вистар (W) и инбредной линии Dark Agouti (DA) и выбор оптимальной in vivo модели МС.

Материал и методы

В работе использовали самцов и самок крыс W и DA численностью по 16 особей каждого пола и линии. Животных содержали группами по 2 особи в клетке при температуре 21±1 °С и режиме освещения 12/12 ч. Работу с животными выполняли в соответствии с ру­ководством [7] и приказом [8]. Животные каждого пола и линии были разделены на 2 группы (1-я и 2-я) равной численности методом случайной выборки. Средняя ис­ходная масса тела в 1-й и 2-й группах составила (M±m) 350±8 и 368±17 г (самцы W), 250±7 и 262±7 г (самки W), 213±2 и 216±2 г (самцы DA), 145±2 и 144±3 г (самки DA) и не различалась попарно (p>0,05, ANOVA). Животные первых (контрольных) групп получали сбалансирован­ный полусинтетический рацион по AIN93 с некоторыми модификациями [9] изначально из расчета 15 г сухого корма на крысу в сутки и очищенную обратным ос­мосом питьевую воду, а животные вторых (опытных) групп - такой же рацион и 30% раствор фруктозы вместо воды в режиме свободного доступа. Количество съеденного рациона и выпитой жидкости фиксировали ежедневно. Крыс еженедельно взвешивали с точностью ±1 г, фиксировали заболеваемость, летальность, внеш­ний вид, активность, состояние шерстного покрова, стула, особенности поведения. АД в артерии хвоста определяли с помощью хвостовой манжеты на приборе "Non Invasive Blood Pressure" ("ADinstruments", Австра­лия) на 112-е сутки эксперимента. Выведение животных из эксперимента осуществляли на 121-е сутки путем декапитации под эфирной анестезией. Кровь собирали в мерные пробирки с 0,5 см3 1°% раствора гепарина, индивидуально фиксируя разведение каждой пробы. Отбор органов осуществляли стерильными хирургичес­кими инструментами из нержавеющей стали. Массу ор­ганов (печень, селезенка, сердце, почки, надпочечники, тимус, легкие, головной мозг, забрюшинная жировая ткань) определяли на лабораторных весах с точностью ±0,01 г. Немедленно после отбора печень охлаждали на льду до температуры 0-2 °С и хранили до исследова­ния при -80 °С.

Биохимические показатели плазмы крови [концентра­цию глюкозы, триглицеридов, холестерина, фосфора, кальция, мочевины, билирубина, активность аланинаминотрансферазы (АЛТ) и γ-глутамилтрансферазы (ГГТ)] определяли на биохимическом анализаторе "Konelab 20i" ("Konelab", Финляндия). Содержание витаминов А (ре­тинола и пальмитата ретинола) и Е (α -токоферола) в плазме крови и в гомогенате печени определяли ме­тодом обращенно-фазовой высокоэффективной жид­костной хроматографии со спектрофлюориметрическим детектированием [10].

Статистическую обработку данных проводили с ис­пользованием параметрических критериев ANOVA, двустороннего f-критерия Стьюдента для несвязанных показателей с поправкой Levine на неравенство вы­борочных дисперсий, непараметрического критерия Манна-Уитни, коэффициента корреляции по Пирсону при уровне значимости p<0,05.

Результаты

Определение удельного энергопотребления живот­ных (с учетом потребленной с питьевой жидкостью фруктозы) показало (рис. 1, А-Г), что энергетическая ценность рационов животных опытных групп была сис­тематически выше, чем в контроле, за исключением самцов W в период после 85-х суток опыта, и демонстри­ровала определенную тенденцию к снижению на протя­жении эксперимента. Средняя по всему опыту разность в энергетической ценности рационов животных опытных и контрольных групп для всех линий и полов была ста­тистически значимо положительной (рис. 1, Д) (p<0,001 согласно двустороннему парному критерию Стьюдента). При этом влияние приема фруктозы на динамику массы тела существенно зависело от линии и пола животных. Согласно данным рис. 2, добавление фруктозы практи­чески не влияло на прибавку массы тела крыс DA, как самцов, так и самок. В отличие от этого у самцов W, получавших фруктозу, на протяжении всего экспери­мента отмечалась тенденция к большей прибавке массы тела, достигавшая статистически достоверного разли­чия на 63-и сутки опыта, а у самок прибавки массы тела были достоверно выше в группе, получавшей фруктозу, в течение большей части эксперимента. Таким образом, крысы DA в отличие от W были резистентны к набору избыточной массы тела на высокоуглеводном рационе, а среди последних более предрасположены к прибавке массы в результате потребления фруктозы были самки.

Как следует из данных рис. 3, на 112-е сутки экспе­римента было отмечено значимое повышение систо­лического и диастолического АД у крыс W в группе, получавшей фруктозу, в сравнении с контролем. У крыс инбредной линии DA выявлены аналогичные изменения, но статистически значимым было только повышение систолического АД.

Определение относительной массы органов (в % от массы тела) при выведении животных из экспери­мента (рис. 4) показало, что прием фруктозы приводил к увеличению средней массы печени (p<0,05 для всех линий/полов, за исключением самцов W). Масса печени у крыс W была значимо выше по сравнению с тако­вой у животных DA того же пола и с тем же рационом, за исключением самцов, получавших фруктозу. У DA (как самцов, так и самок), находившихся на рационе с фруктозой, отмечалась статистически значимо боль­шая масса почек в сравнении с контролем; при этом относительная масса почек во всех группах W была меньше, чем в соответствующих группах DA. В противоположность этому масса надпочечников в результате потребления фруктозы достоверно повышалась только у крыс W, а у DA не изменялась (самцы) или имела тенденцию к снижению (самки). Относительная масса надпочечников у самцов W была ниже, чем у DA в со­ответствующих группах. Масса забрюшинного жира среди всех исследованных групп животных в результате приема фруктозы увеличивалась только у самцов W (различие на уровне тенденции, p=0,077). У самок W и DA этот показатель практически не изменялся. При этом масса забрюшинного жира была статистически значимо выше во всех группах W по сравнению с по­казателем соответствующих групп DA, а также была достоверно выше у самок в сравнении с самцами (за ис­ключением W, получавших фруктозу). Массы остальных изученных органов не изменялись под воздействием приема фруктозы; можно отметить статистически зна­чимо меньшую массу селезенки и большую массу голо­вного мозга, легких и сердца у крыс DA по сравнению с W во всех соответствующих группах (p<0,05, данные не показаны).

Потребление рационов с фруктозой приводило к воз­растанию концентрации глюкозы в плазме крови у животных всех групп, независимо от пола и линии (рис. 5). При этом самцы W были более склонны к раз­витию гипергликемии по сравнению с самцами DA. Кон­центрация триглицеридов в плазме крови статистически значимо повышалась у самок W (что совпадает с ранее полученными данными [11]) и незначимо у самцов, в то время как DA совершенно не проявляли склонности к развитию триглицеридемии: концентрация триглицеридов в их крови была во всех группах соответственно ниже, чем у W. Концентрация холестерина в плазме крови под воздействием рациона с фруктозой значимо повышалась только у самок W. Во всех группах живот­ных (за исключением самцов W) отмечена тенденция к росту уровня фосфора (у самок DA различие досто­верно) при отсутствии выраженных изменений в уровне кальция.

При сравнении уровней маркеров повреждения па­ренхимы печени в плазме крови обращает на себя внимание статистически значимо повышенная в срав­нении с контролем концентрация мочевины, билирубина и активность ГГТ у самок DA, получавших фруктозу. У самцов DA аналогичный эффект наблюдался в отно­шении концентрации мочевины и активности АЛТ и ГГТ, у самок W - концентрации билирубина и активности ГГТ, у самцов W указанные эффекты отсутствовали. Таким образом, самки и самцы DA в целом более чувствительны к токсическому действию фруктозы на печень в сравнении с крысами W. Показательно в этом плане, что активность АЛТ у самцов и самок DA была достоверно повышена в сравнении с показателем у крыс W того же пола и значительно превышали верхний предел ориентировочных нормальных значений для крыс данного возраста (около 60 кЕд/л для самцов и 50 кЕд/л для самок [12]).

Как следует из данных рис. 6, потребление рациона с фруктозой не отражалось на концентрации ретинола в плазме крови крыс, за исключением повышения у самок W. Концентрация α-токоферола в плазме крови у самок, получавших фруктозу, характеризовалась разно- направленным изменением - статистически значимым повышением у W и снижением у DA. Причина этого раз­личия может быть связана с выраженной корреляцией между концентрацией α-токоферола и триглицеридов (коэффициент корреляции по Пирсону r=+0,801; р<0,001 по всем животным), притом что наибольшая концент­рация триглицеридов отмечалась именно у самок W, получавших фруктозу (см. рис. 5). При оценке статуса токоферола плазмы крови по его соотношению к уровню триглицеридов (рис. 6, врезка) видно, напротив, досто­верное снижение этого показателя у животных данной группы.

Сравнение влияния фруктозы на маркеры обмена жирорастворимых витаминов в печени показало, что у крыс обеих линий потребление углевода подавляло накопление пальмитата ретинола по показателю его удельного содержания в ткани органа (рис. 6, В). При выражении количества пальмитата ретинола на весь орган это различие нивелировалось (что связано с возрастанием массы печени у крыс, получавших фрук­тозу), но отмечалось статистически значимо большее содержание метаболита у всех групп W в сравнении с соответствующими группами DA опять же вследс­твие, по-видимому, меньшей массы печени у последних. В случае α-токоферола влияние фруктозы на его удельное содержание не выявлено ни в одной группе, а общее содержание достоверно повышалось у самок W, получавших фруктозу, и было выше у всех групп W в сравнении с соответствующими группами DA, что также может быть объяснено различиями в общей массе печени между рассматриваемыми группами.

Обсуждение

В настоящее время считается установленным, что фруктоза по сравнению с другими легкоусвояемыми углеводами (моно- и дисахаридами) обладает наиболь­шим липогенным действием на организм человека и ряд экспериментальных животных и создает при избыточ­ном потреблении наибольший риск развития МС [13, 14]. Рационы с высоким содержанием фруктозы и ее источ­ников (сахароза) стимулируют липогенез в печени, при­водящий к росту концентрации общих триглицеридов, липопротеидов очень низкой плотности и свободных жирных кислот в циркуляции. Причиной этому являются особенности метаболизма фруктозы, которая после поступления в печень фосфорилируется до фруктозо-1-фосфата, который в свою очередь далее быстро дегра­дирует до трехуглеродных фрагментов, таких как глицеральдегид и диоксиацетонфосфат, выступающих в роли предшественников глицерина и ацетил-КоА, т.е. суб­стратов биосинтеза липидов de novo. В отличие от этого для глюкозы данное направление метаболизма лимити­ровано ее зависящей от уровня инсулина консервацией в пул гликогена, а также стадией превращения во фруктозо-1,6-дифосфат под действием "медленной" фосфофруктокиназы [15]. Процессы ассимиляции фруктозы в отличие от глюкозы не контролируются инсулином, что создает предпосылки для перенапряжения инсулярной оси регуляции углеводно-жирового обмена вследс­твие повышения концентрации общих триглицеридов и свободных жирных кислот. В результате формируется инсулиновая резистентность за счет необратимого на­рушения фосфорилирования по тирозину внутриклеточ­ных инсулиновых рецепторов IRS-1 и IRS-2, приводящего к снижению активности киназы инозитол-3-фосфата (PI-3) и повреждению каскада внутриклеточной пере­дачи сигнала инсулина на эффекторные механизмы (ядерные транскрипционные факторы). Ключевую роль в этом процессе играет фосфатаза PTP-1B, активируе­мая свободными жирными кислотами [15].

Как свидетельствуют результаты, полученные в на­стоящем исследовании, характер специфического действия фруктозы на организм на двух экспериментальных моделях крыс линий W и DA различается. С одной стороны, животные обеих линий одинаково реагируют на потребление 30% раствора фруктозы повышением АД и концентрации глюкозы в крови, что соответствует развитию МС у человека [4]. С другой стороны, несмотря на одинаковые различия в энергетической ценности опытного и контрольного рационов, крысы DA прак­тически не отвечают на добавку фруктозы прибавкой массы тела в отличие от W (что особенно заметно при сравнении самок животных). Крысы DA обоих полов, получающие фруктозу, не проявляют никакой тенденции к увеличению массы забрюшинного жира и в отличие от W не демонстрируют возрастания концентрации холестерина и триглицеридов в плазме крови. Вместе с тем добавление фруктозы вызывает у DA возрастание массы почек, что является одним из признаков развития нефропатии, а также более выраженную в сравнении с W манифестацию маркеров токсического действия на печень (повышение активности АЛТ, ГГТ и концентра­ции мочевины, билирубина) - изменения 3 из 4 парамет­ров для каждого из полов DA в отличие от изменения двух параметров у самок и отсутствии изменений у сам­цов W. Таким образом, действие фруктозы на самцов, особенно самок W, в основном соответствует класси­ческой картине МС с возрастанием массы тела, повы­шением АД, гликемии и увеличением концентрации триглицеридов, тогда как у DA превалирует токсическоедействие фруктозы на печень и, возможно, почки без развития признаков дислипидемии и ожирения. Нефротоксическое действие фруктозы рациона у крыс опи­сано в литературе [13].

Причиной токсического повреждения печени вследс­твие потребления избытка фруктозы, по современным представлениям, может быть местное накопление жира в этом органе, провоцирующее инсулиновую резис­тентность и хроническое воспаление, которое сопро­вождается выделением провоспалительных цитокинов и подавлением активности комплекса генов, включая ген транскрипционного фактора HNF4a [16]. Недостаток HNF4a, стимулирующего в ансамбле с рецепторами ксе­нобиотиков PXR и CAR экспрессию белков семейства цитохрома Р-450 [17], приводит к снижению активности ряда ферментов системы детоксикации ксенобиотиков и соответствующему накоплению в органе токсических веществ. Другой причиной органотоксического дейс­твия фруктозы может быть окислительный стресс, обус­ловленный привлечением в печень мононуклеарных фагоцитов в условиях хронического воспаления [18]. В отличие от DA указанные эффекты проявляются у W в меньшей степени, возможно, из-за различий в ско­рости транспорта синтезируемых в печени de novo липидов в жировую ткань и периферические органы (включая скелетные мышцы). Это может быть связано с различием у этих линий животных функциональной активности генов, кодирующих основные классы аполипопротеидов и их рецепторов, которые в настоящий момент не описаны в литературе.

Процессы метаболизма жирорастворимых витами­нов в организме тесно связаны с липидным обменом и ввиду этого могут рассматриваться как потенциаль­ные маркеры развития МС. Как показали проведенные исследования, относительно равномерное снижение удельного содержания производного ретинола в печени крыс обеих линий можно тривиально объяснить сни­жением поступления витамина в организм животных всех опытных групп за счет уменьшения поедаемости твердого корма, аналогично тому, как это наблюдали в [10]. В этой связи характерно, что прием добавки фрук­тозы не оказывал значимого влияния на экспрессию ключевого гена обмена ретинола Retsat [19]. Напротив, достоверные и разнонаправленные изменения уровня токоферола в плазме крови и печени самок W и DA тре­буют отдельного объяснения. Характерно наличие явной корреляции в повышении концентрации токоферолов и триглицеридов в плазме крови, что может рассматри­ваться как признак влияния дислипидемии на статус токоферолов. При выражении концентрации токоферолов в плазме крови в расчете на концентрацию общих триглицеридов видно (рис. 6, врезка), что представленный таким образом показатель обеспеченности этим вита­мином достоверно снижается у самок W, получающих фруктозу, и только на уровне тенденции - у самок DA и самцов W, а у самцов DA эффект полностью отсутс­твует. По данным литературы, при МС у людей вследс­твие окислительного стресса и воспаления снижается уровень токоферолов, соотнесенный на содержание липидов [20-22]. Тем самым данные проведенного экс­перимента подтверждают, что соотношение токоферол/ триглицериды в плазме крови может рассматриваться в качестве маркера метаболических нарушений при МС, вызванных потреблением избыточного количества фруктозы и проявляющихся в наибольшей степени у чувствительной линии животных (самок W).

Таким образом, изучение интегральных и биохими­ческих маркеров МС у крыс двух линий показало, что фруктоза оказывает качественно различное влияние на самок и самцов W и DA, причем у самок крыс W (в отличие от DA) выявленные изменения проявляют наибольшее сходство с наблюдаемой клинической кар­тиной МС у человека по ключевым маркерам. С другой стороны, действие фруктозы на печень DA в большей степени может быть соотнесено с некоторыми клини­ческими проявлениями неалкогольного стеатогепатита. Выявленные различия в реакции крыс двух линий на фруктозу могут быть связаны с особенностями их ге­нетического фона, проявляющегося в неодинаковом уровне экспрессии генов, отвечающих за липогенез и токсическое действие на клетки печени. По данным литературы, одним из ключевых факторов, отвечающих за защиту печени от повреждения, вызываемого избыт­ком фруктозы, может быть ChREBP (реагирующий на уг­леводы элемент-связывающий белок), повышенная экс­прессия которого предрасполагает к накоплению жира без выраженного токсического повреждения печени, а пониженная - к развитию стеатогепатита на высокофруктозной диете [23]. Для проверки данного пред­положения необходимо проведение транскриптомного анализа ткани печени животных, что должно стать пред­метом отдельного исследования.

Работа выполнена при финансовой поддержке ФАНО (государственное задание № 0529-2015-0006 "Поиск новых молекулярных маркеров алиментарно-зависимых заболеваний: геномный и постгеномный анализ").

Литература

1. Anderson P.J., Critchley J.A., Chan J.C., Cockram C.S., Lee Z.S., Thomas G.N. et al. Factor analysis of the metabolic syndrome: obe­sity vs insulin resistance as the central abnormality // Int. J. Obes. 2001. Vol. 25. P. 1782-1788.

2. Carr D.B., Utzschneider K.M., Hull R.L, Kodama K., Retzlaff B.M., Brunzell J.D. et al. Intra-abdominal fat is a major determinant of the National Cholesterol Education Program Adult Treatment Panel III criteria for the metabolic syndrome // Diabetes. 2004. Vol. 53, N 8. P. 2087-2094.

3. Nesto R.W. The relation of insulin resistance syndromes to risk of cardiovascular disease // Rev. Cardiovasc. Med. 2003. Vol. 4, N 6. P. S11-S18.

4. Метаболический синдром / под ред. Г.Е. Ройтберга. М. : МЕДпресс-информ, 2007. 224 с.

5. Rask-Madsen C., Kahn R. Tissue-specific insulin signaling, metabolic syndrome and cardiovascular disease // Arterioscler. Thromb. Vasc. Biol. 2012. Vol. 32, N 9. P. 2052-2059.

6. Wong S.K., Chin K.-Y., Suhaimi F.H., Fairus A., Ima-Nirwana S. Animal models of metabolic syndrome: a review // Nutr. Metab. 2016. Vol. 13. P. 65.

7. Guide for the Care and Use of Laboratory Animals. 8th ed. Committee for the Update of the Guide for the Care and Use of Laboratory Animals; Institute for Laboratory Animal Re-search (ILAR); Division on Earth and Life Studies (DELS); National Research Council of the national academies. Washington : National Academies Press, 2011.

8. Приказ Министерства здравоохранения Российской Федерации от 01.04.2016 № 193н "Об утверждении правил надлежащей лабораторной практики".

9. Кравченко Л.В., Аксенов И.В., Трусов Н.В., Гусева Г.В., Авреньева Л.И. Влияние количества жира в рационе на активность фер­ментов метаболизма ксенобиотиков и антиоксидантной защиты у крыс // Вопр. питания. 2012. Т. 81, № 1. С. 24-29.

10. Апрятин С.А., Вржесинская О.А., Бекетова Н.А., Кошелева О.В., Кудан П.В., Евстратова А.Д. и др. Показатели обеспеченности витаминами при экспериментальной алиментарной гиперлипидемии у грызунов // Вопр. питания. 2017. Т. 86, № 1. С. 6-16.

11. Апрятин С.А., Мжельская К.В., Трусов Н.В., Балакина А.С., Кула­кова С.Н., Сото Х.С. и др. Сравнительная характеристика in vivo моделей гиперлипидемии у крыс линии Вистар и мышей линии C57Bl/6 // Вопр. питания. 2016. Т. 85, № 6. C. 14-23.

12. Zhang Z.P., Tian Y.H., Li R., Cheng X.Q., Guo S.M., Zhang J.X. et al. The comparison of the normal blood biochemical values of Wistar rats with different age and sex // Asian J. Drug Metab. Pharmacokinet. 2004. Vol. 4. P. 215-218.

13. Sanchez-Lozada L.G., Tapia E., Jimenez A., Bautista P., Cristobal M., Nepomuceno T. et al. Fructose-induced metabolic syndrome is associated with glomerular hypertension and renal microvascular damage in rats // Am. J. Physiol. Renal Physiol. 2007. Vol. 292. P. F423-F429.

14. Mamikutty N., Thent Z.C., Sapri S.R., Sahruddin N.N., Mohd Yusof M.R., Haji Suhaimi F. The establishment of metabolic syndrome model by induction of fructose drinking water in male Wistar rats // Biomed. Res. Int. 2014. Article ID 263897.

15. Rutledge A.C., Khosrow A. Fructose and the metabolic syndrome: pathophysiology and molecular mechanisms // Nutr. Rev. 2007. Vol. 65, N 6. P. S13-S23.

16. Vachirayonsti T., Ho K.W., Yang D., Yan B. Suppression of the pregnane X receptor during endoplasmic reticulum stress is achieved by down-regulating hepatocyte nuclear factor-4α and up-regulating liver-enriched inhibitory protein // Toxicol. Sci. 2015. Vol. 144, N 2. P. 382-392.

17. Jover R., Moya M., Gomez-Lechon M.J. Transcriptional regulation of cytochrome P-450 genes by nuclear factor 4-alpha // Curr. Drug Metab. 2009. Vol. 10, N 5. P. 508-519.

18. Kucera 0., Cervinkova Z. Experimental models of non-alcoholic fatty liver disease in rats // World J. Gastroenterol. 2014. Vol. 20, N 26. P. 8364-8376.

19. Апрятин С.А., Трусов Н.В., Балакина А.С., Ригер Н.А., Гмошинский И.В. Изменение транскриптомного профиля пече­ни крыс линии Wistar при экспериментальной алиментарной гиперлипидемии // Материалы Всерос. конф. с междунар. участием "Профилактическая медицина-2016", ч. 1. СПб., 2016. С. 34-39.

20. Бекетова Н.А., Спиричева Т.В., Переверзева О.Г., Кошелева О.Г., Вржесинская О.А., Харитончик Л.А. и др. Изучение обеспе­ченности водо- и жирорастворимыми витаминами взрослого трудоспособного населения в зависимости от возраста и пола // Вопр. питания. 2009. Т. 78, 6. С. 53-59.

21. Mah E., Sapper T.N., Chitchumroonchokchai C., Failla M.L., Schill K.E., Clinton S.K., et al. α-Tocopherol bioavailability is lower in adults with metabolic syndrome regardless of dairy fat co-ingestion: a randomized, double-blind, crossover trial // Am. J. Clin. Nutr. 2015. Vol. 102, N 5. P. 1070-1080. doi: 10.3945/ajcn.115.118570.

22. Светикова А.А., Вржесинская О.А., Коденцова В.М., Бекетова Н.А., Переверзева О.Г., Погожева А.В. и др. Витаминный статус и минеральная плотность костной ткани у больных с ожирением и сердечно-сосудистой патологией // Вопр. питания. 2008. T. 77, № 3. C. 39-44.

23. Zhang D., Nong X., van Dommelen K., Gupta N., Stamper K., Drady G.F. et al. Lipogenic transcription factor ChREBP mediates fructose-induced metabolic adaptations to prevent hepatotoxicity // J. Clin. Invest. 2017. Vol. 127, N 7. P. 2855-2867.

Материалы данного сайта распространяются на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License («Атрибуция - Всемирная»)

SCImago Journal & Country Rank
Scopus CiteScore
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
Тутельян Виктор Александрович
Академик РАН, доктор медицинских наук, профессор, научный руководитель ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии»

Журналы «ГЭОТАР-Медиа»