Влияние рутина и гесперидина на экспрессию Nrf2-и AhR-регулируемых генов и гена CYP3A1 у крыс при остром токсическом действии четыреххлористого углерода

РезюмеЦелью настоящей работы стало изучение влияния рутина (Р) и гесперидина (Гес), основных представителей двух наиболее изученных подклассов флавоно-идов - флавонолов и флаванонов, на экспрессию прототипичных Nrf2- и AhR-контролируемых генов, а также гена CYP3A1 в печени крыс в условиях токсического действия четыреххлористого углерода (CCl4). Исследования проводили на 5 группах крыс-самцов линии Вистар с исходной массой тела 180-200 г (n=40). Крысы контрольной и 1-й опытной групп в течение 14 дней получали полусинтетический рацион, крысы 2-й опытной группы - тот же рацион с включением Р в количестве 400 мг на 1 кг массы тела, животные 3-й опытной группы - рацион с включением Гес в том же количестве, а 4-й опытной группы - рацион, содержащий Р и Гес в количестве по 400 мг на 1 кг массы тела. Животным опытных групп за 24 ч до окончания эксперимента вводили внутрибрюшинно однократно CCl4 в дозе 0,5 мл на 1 кг массы тела в оливковом масле, крысам контрольной группы вводили равное количество оливкового масла. Для оценки экспрессии генов определяли содержание матричной РНК NAD(P)H-хиноноксидоредуктазы (NQO1), гемоксигеназы-1 (Hmox1), Nrf2 (Nrf2), AhR (AhR), CYP1A1, CYP1A2, CYP3A1 и β-актина (Actb) в печени крыс методом полимеразной цепной реакции с обратной транскрипцией в режиме реального времени. Полученные результаты показали, что при остром токсическом действии CCl4 обогащение рациона крыс Р, но не Гес приводило к достоверному возрастанию экспрессии генов Hmox1, NQO1 и CYP3A1. При совместном поступлении Р и Гес с рационом отмечались аддитивность их действия на экспрессию гена Hmox1 и синергизм - в действии на экспрессию генов NQO1 и CYP3A1. При этом выявлено умеренное усиление экспрессии генов AhR и CYP1A2 относительно уровня их экспрессии у крыс, получавших только CCl4, CCl4 и Р или CCl4 и Гес. Таким образом, впервые на модели окислительного стресса у крыс получены данные, демонстрирующие синергизм действия на уровне экспрессии генов двух флавоноидов - Р и Гес, широко представленных в ежедневном рационе человека.

Ключевые слова:рутин, гесперидин, CCl4, Nrf2, AhR, экспрессия генов, ферменты метаболизма ксенобиотиков, ферменты антиоксидантной защиты

Вопр. питания. 2016. № 5. С. 28-35.

Изучение функциональной роли минорных биоло­гически активных компонентов пищи и в первую очередь флавоноидов показало, что большинство из них участвуют в сложном процессе регуляции защит­ных реакций организма в ответ на стрессовые воздей­ствия. Важное значение для защитно-адаптационных возможностей имеют связанные общими путями регу­ляции и взаимодействующие между собой полифунк­циональные системы, обеспечивающие защиту клетки от повреждающего действия экзо- и эндогенных фак­торов: система ферментов метаболизма ксенобиотиков I и II фазы и система антиоксидантной защиты. К ключе­вым факторам регуляции экспрессии генов ферментов и других компонентов этих систем относятся транскрип­ционные факторы AhR и Nrf2 [1-3].

Транскрипционный фактор Nrf2 инициирует экспрес­сию генов, содержащих в промоторной области регуляторный элемент ARE (антиоксидант-респонсивный элемент) [1, 4]. К Nrf2/ARE-контролируемым генам отно­сятся гены большого числа антиоксидантных фермен­тов и многих ферментов II фазы метаболизма ксенобиотиков, в том числе NAD(P)H-хиноноксидоредуктазы (ХР) (NQO1) и гемоксигеназы-1 (ГО-1) (Hmox1). Хотя ХР и ГО-1 часто относят к ферментам II фазы метаболизма ксенобиотиков, они имеют важное значение и для антиоксидантной защиты клетки [5, 6]. Фактор транскрип­ции Nrf2 и контролируемые им ARE-содержащие гены рассматриваются как центральная система клеточной защиты от стрессов, вызванных электрофильными со­единениями и оксидантами [4, 7, 8].

Лиганд-активируемый AhR инициирует экспрессию генов, содержащих XRE (ксенобиотик-респонсивный элемент) и в первую очередь генов семейства 1 цитохрома Р450 - CYP1A1, CYP1A2, CYP1B1 и главных фермен­тов II фазы метаболизма ксенобиотиков - UDP-глюкуро-нозилтрансферазы и глутатионтрансферазы. Основная функция AhR/XRE-регулируемых генов - биотрансфор­мация и детоксикация ксенобиотиков и небольшого числа лекарственных средств (ЛС) [2, 3, 9].

Имеются данные, свидетельствующие о наличии пря­мой связи между факторами Nrf2 и AhR [10, 11]. Так, в промоторе гена Nrf2 мыши обнаружены XRE-подобные последовательности, что указывает на возможность прямой регуляции фактором AhR экспрессии гена Nrf2. Вероятна также непрямая активация Nrf2 активными формами кислорода, генерируемыми CYP1A1. Ряд антиоксидантных ферментов и ферментов II фазы мета­болизма ксенобиотиков контролируются как AhR, так и Nrf2. К ним относится ХР, ген которой содержит и XRE, и ARE.

В суперсемействе CYP450 особое положение занима­ет подсемейство CYP3A, на долю которого приходится 30-40% от всех изоформ цитохрома Р450 в печени и 80% в кишечнике [12]. Интенсивное изучение меха­низмов регуляции ферментов этого семейства связано с тем, что они отвечают за метаболизм 50-60% ЛС и, таким образом, являются одним из факторов, опреде­ляющих действие ЛС, лекарственные взаимодействия и взаимодействия ЛС и пищевых веществ [13].

Индуцированное четыреххлористым углеродом (CCl4) поражение печени - это наиболее часто используе­мая модель для скрининга in vivo гепатопротекторной и антиоксидантной активности [14, 15]. Установлено, что токсическое действие CCl4 связано в первую очередьс прооксидантным действием образующихся в процессе его метаболизма свободных радикалов - трихлорметильного CCl3* и высокореактивного трихлорметилпероксильного СС13ОО*.

Цель настоящей работы - изучение влияния рутина (Р) и гесперидина (Гес), основных представителей двух наиболее изученных подклассов флавоноидов - флавонолов и флаванонов, на экспрессию прототипичных Nrf2- и AhR- регулируемых генов, а также гена CYP3A1 в печени крыс в условиях токсического действия CCl4.

Материал и методы

Исследования проводили на 5 группах крыс-сам­цов линии Вистар с исходной массой тела 180-200 г, по 8 животных в каждой. В работе придерживались нормативов содержания лабораторных животных в со­ответствии с Европейской конвенцией по защите позво­ночных животных, используемых для эксперименталь­ных или иных научных целей (Страсбург, 1986 г.).

Крысы контрольной и 1-й опытной групп в течение 14 дней получали полусинтетический (базовый) рацион, крысы 2-й опытной - тот же рацион с включением Р ("Sigma-Aldrich", США) в количестве 400 мг на 1 кг массы тела, животные 3-й опытной группы получали рацион с включением Гес ("Sigma-Aldrich", США) в том же количестве, 4-й опытной группы - рацион, содер­жащий Р и Гес в количестве 400 мг на 1 кг массы тела. Животным опытных групп за 24 ч до окончания экспери­мента вводили внутрибрюшинно однократно CCl4 в дозе 0,5 мл на 1 кг массы тела в виде 25% раствора в олив­ковом масле, крысам контрольной группы - равное количество оливкового масла (2 мл на 1 кг массы тела). Животные получали воду без ограничений и корм в ре­жиме свободного доступа из расчета 15 г сухой смеси на крысу в сутки. Контроль за поедаемостью корма и состоянием животных проводили ежедневно, опреде­ление массы тела - через день.

Полимеразная цепная реакция с обратной транскрипцией в режиме реального времени

При подготовке к проведению обратной транскрип­ции (ОТ) выделяли из печени общую рибонуклеино­вую кислоту (РНК) по методу [16] с помощью реагента TRI REAGENT ("Sigma-Aldrich", США). Концентрацию РНК определяли на спектрофотометре NanoDrop 1000 ("Thermo Scientific", США).

Для проведения ОТ готовили смесь общим объемом 25 мкл, состоящую из 5 мкл 5-кратного буфера для M-MuLV обратной транскриптазы ("СибЭнзим", Россия), 5 мкл смеси дезоксинуклеотид-трифосфатов (2,5 мМ каждый) ("СибЭнзим", Россия), 4 мкл 83 мкМ oligo(dT)-праймера ("Литех", Россия), 4,57 мкл DEPC-воды ("Thermo Scientific", США), 0,63 мкл (25Е) ингибитора РНКаз RiboLock ("Thermo Scientific", США), 0,8 мкл (160Е) M-MuLV обратной транскриптазы ("СибЭнзим", Россия) и 5 мкл РНК (0,4 мкг/мкл). Реакцию ОТ проводили на приборе CFX 96 ("Bio-Rad", США) при 37 °С в течение 1 ч. Полученную в реакции ОТ комплементарную ДНК (кДНК) использовали для оценки экспрессии генов NQO1, Hmox1, Nrf2, AhR, CYP1A1, CYP1A2, CYP3A1 и β-актина (Actb) методом ПЦР в режиме реального времени. Реакционная смесь для ПЦР общим объемом 25 мкл содержала 12,5 мкл 2-кратного iQ SYBR Green Supermix ("Bio-Rad", США) (100 мМ KCl, 40 мМ Трис-HCl pH 8,4, 0,4 мМ дезоксинуклеотид-трифосфаты, 50 ед/мл iTaq ДНК-полимераза, 6 мМ MgCl2, интеркалирующий краситель SYBR Green I, 20 нМ флюоресцеин и стаби­лизаторы), по 2,5 мкл прямого и обратного праймеров к исследуемому гену (концентрация праймеров 1 ОЕ/мл) ("Литех", Россия), 5 мкл воды без нуклеаз ("Thermo Scientific", США) и 2,5 мкл кДНК в разведении 1:10. Последовательность праймеров представлена в таблице.

Амплификацию проводили на приборе CFX 96 ("Bio-Rad", США). Полимеразную цепную реакцию (ПЦР) для всех изучаемых генов осуществляли по следующей схеме: активация iTaq ДНК-полимеразы при 95 °С в те­чение 3 мин; 40 циклов (45 для CYP1A1), каждый из них состоял из денатурации при 95 °С в течение 15 с для Actb и Nrf2; 20 с - NQO1, CYP1A1, AhR, 30 c - CYP1A2 и CYP3A1 и 5 с - Hmox1, отжига праймеров при 58 °С, 15 с для Actb; 58 °С, 20 с - Nrf2; 60 °С, 30 с - NQO1, Hmox1, AhR, CYP1A1, CYP1A2 и CYP3A1 и синтеза продукта при 72 °С в течение 45 с - для Actb, 27 с - Nrf2; 30 с - NQO1, AhR, CYP1A1, CYP1A2 и CYP3A1 и 10 с - Hmox1; после окончания циклов проводили контроль специфичности праймеров с помощью анализа кривой плавления (melt curve) в диапазоне 50-95 °С (шаг - 0,5 °С по 10 с каждый).

Уровни экспрессии изучаемых генов нормализовали относительно уровня экспрессии гена сравнения Actb и рассчитывали по значению порогового цикла (Ct -cycle threshold) с использованием программы "Relative expression software tool" (REST) v.2.0.13 ("Qiagen", Германия). Данные представляли в виде средних значе­ний (n=6), амплификацию для каждого значения прово­дили в трех повторах.

Результаты и обсуждение

Эффекты CCl4

Как показали результаты ПЦР-анализа, однократ­ное внутрибрюшинное введение CCl4 не оказывало влияния на уровень мРНК Nrf2, но приводило к возрастанию в 1,5 раза (р<0,05) экспрессии мРНК Hmox1 и к значительному подавлению (на 40%, р<0,05) экс­прессии мРНК NQO1 (рис. 1). В то же время CCl4 снижал более чем в 2 раза <0,05) количество мРНК AhR, что коррелировало с достоверным уменьшением уровня мРНК CYP1A2 до 36% от контроля (рис. 2). При этом уровень экспрессии мРНК CYP1A1 не изменялся. Высокая чувствительность к действию CCl4 на уровне транскрипции обнаружена у гена CYP3A1, экспрессия мРНК которого снижалась более чем в 3 раза <0,05) (рис. 3).

Эти результаты хорошо согласуются с нашими ранее полученными данными, которые показали, что ин­дуцированный CCl4 окислительный стресс вызывает достоверное возрастание в печени крыс активности и экспрессии белка ГО-1, но снижает более чем вдвое активность ХР [14, 15]. Возрастание экспрессии мРНК Hmoxl и усиление транслокации Nrf2 в ядро наблю­дали на ранних сроках после введения CCl4 у мышей CD-1 [17]. Исследования [18] также показали, что у крыс при токсическом действии CCl4 индуцируется экспрессия гена и белка ГО-1. Полагают, что индукция ГО-1 может быть связана с быстрым увеличением концентрации свободного гема в результате повреж­дающего действия метаболитов CCl4 на цитохромы Р450 [18].

Преимущественное подавление синтеза белков микросомальной фракции печени и снижение активности микросомальных ферментов уже в первые часы после введения крысам CCl4 показано в исследованиях раз­ных лет. Так, по данным [19], через 15 мин после введения CCl4 в количестве 1 мл на 1 кг массы тела содержание микросомального цитохрома Р450 и ак­тивность некоторых цитохром Р450-зависимых монооксигеназ в печени были снижены более чем в 2 раза и продолжали снижаться на более поздних сроках. При введении CCl4 внутрь в дозе 0,5 мл на 1 кг массы тела через 24 ч в печени крыс активность ряда изоформ цитохрома Р450, в том числе CYP1A2 и CYP3A, сни­жалась на 70-75% [20]. Аналогичные результаты были получены в эксперименте на крысах, получавших CCl4 в дозе 1 мл на 1 кг массы тела: снижение активнос­ти CYP1A2 и CYP3A2 сопровождалось значительным снижением экспрессии белка ферментов [21]. Эти же авторы показали, что СС14 in vitro в клетках HepG2 подавляет экспрессию мРНК OYP3A4. Эти данные пол­ностью совпадают с результатами наших исследований. Обнаруженное резкое снижение экспрессии мРНК AhR в результате окислительного воздействия радикалов СС14 [22], возможно, является одной из причин нару­шения регуляции синтеза AhR-зависимых ферментов, в том числе CYP1A и ХР.

Эффекты рутина + CCl4

Как видно из рис. 1, включение Р в рацион крыс и последующее введение им CCl4 не оказывало влияния на уровень мРНК Nrf2, но приводило к достоверному увеличению экспрессии мРНК Hmox1 на 80% относи­тельно контроля и на 25% относительно уровня у крыс, получавших только CCl4. Уровень экспрессии мРНК NQO1 в этой группе не только восстанавливался до кон­трольного уровня, но и превышал его на 60% <0,05) и отличался почти в 3 раза от экспрессии гена фермента при введении CCl4 на фоне базового рациона. Обогаще­ние рациона Р не влияло на степень вызванного CCl4 подавления экспрессии мРНК AhR и CYP1A2 (см. рис. 2). В то же время уровень экспрессии гена CYP3A1 у крыс, получавших CCl4 и Р, восстанавливался до контрольно­го и в 4 раза <0,05) превышал экспрессию гена фер­мента у крыс, получавших только CCl4 (см. рис. 3).

В ряде исследований показано гепатопротекторное действие Р на модели индуцированного CCl4 окисли­тельного стресса, которое связывают со способностью Р активировать антиоксидантные ферменты [23-25]. Так, в исследованиях на мышах защитное действие Р и кверцетина коррелировало с индуцирующим действием Р на экспрессию мРНК Nrf2 и Hmox1 при вызван­ном CCl4 повреждении печени [25]. Способность кверцетина индуцировать активность и экспрессию гена и белка ХР и ГО-1 также показана in vitro на культурах клеток [6, 26]. При этом получены доказательства связи активации ферментов с усилением экспрессии гена и белка фактора Nrf2. Результаты настоящей работы показали отсутствие изменений экспрессии гена Nrf2 у крыс всех опытных групп, несмотря на значитель­ные изменения экспрессии Nrf2-контролируемых генов Hmox1 и NQO1. Это может объясняться тем, что ак­тивность фактора Nrf2 регулируется, как установлено, не на транскрипционном уровне, а главным образом за счет изменения стабильности его белка [27].

Следует отметить, что пока мало изучены регуляторные эффекты Р и других гепатопротекторов на экспрессию генов ферментов, выполняющих защитные функции, в условиях токсического действия CCl4. Ранее нами была показана способность Р избирательно инду­цировать активность и транскрипцию генов цитохромов Р450 подсемейства 1А [28]. В других работах также обнаруживали возрастание активности и экспрессии белка CYP1A1 и CYP1A2 в печени крыс Вистар, полу­чавших Р [29]. Интересно отметить, что в исследованиях in vitro получены доказательства наличия у агликона Р кверцетина, свойств лиганда (с низким сродством) ре­цептора AhR и способность индуцировать активность ферментов и экспрессию генов CYP1A [30, 31].

В настоящей работе не обнаружено влияния Р на сниженный под действием СС14 уровень экспрессии мРНК AhR, CYP1A1 и CYP1A2 по сравнению с показателями крыс, получавших СС14 на фоне базового раци­она. Обсуждая наблюдаемое при этом восстановление экспрессии мРНК CYP3A1 до контрольного уровня, не­обходимо отметить, что в ряде исследований показана способность Р и его агликона, кверцетина, индуциро­вать активность и экспрессию гена CYP3A как in vivo у крыс [32], так и в первичной культуре гепатоцитов человека [33]. В клинических испытаниях также уста­новлено индуцирующее действие кверцетина (источник зверобой) на активность CYP3A4 [34].

Эффекты гесперидина + CCl4

По сравнению с введением CCl4 на фоне базового рациона обогащение рациона Гес CCl4 вызывало не­большое (на 30%) статистически достоверное уменьшение уровня мРНК Nrf2, но не влияло на экспрес­сию генов NQO1 и Hmox1 (см. рис. 1). Включение Гес в рацион также не влияло на уровень вызванного CCl4 подавления экспрессии генов AhR, CYP1A1, CYP1A2 и CYP3A1 (см. рис. 2 и 3). Имеются единичные работы, в которых сообщается о гепатопротекторном и нейропротекторном эффекте Гес при остром токсическом действии CCl4 [35, 36] и относительно мало данных о его взаимодействии с Nrf2- и AhR-сигнальными путя­ми. Следует отметить, что и у интактных крыс Гес в той же дозе 400 мг на 1 кг массы тела несущественно, на 20% <0,05), уменьшал количество мРНК Nrf2 и практи­чески не влиял на экспрессию генов Hmox1 и NQO1 [37]. И в других экспериментах на крысах не обнаруживали влияния Гес на активность ферментов системы цитохрома Р450, хотя in vitro Гес проявлял свойства как агониста, так и антагониста AhR [38].

Эффекты рутина и гесперидина + CCl4

При совместном включении Р и Гес в рацион введение CCl4 крысам вызывало небольшое достоверное увели­чение количества мРНК Nrf2 по сравнению с группами, получавшими CCl4 и базовый рацион или CCl4 и Гес (см. рис. 1). Уровень мРНК Hmox1 при этом превышал контрольный уровень в 1,7 раза <0,05) и не отличался от уровня у крыс, получавших Р и CCl4 или только CCl4, но был достоверно выше (на 31 %) экспрессии мРНК Hmox1 у животных, получавших CCl4 и рацион с Гес. Обогащение рациона крыс одновременно Р и Гес не только восстанавливало до контрольного уровня сни­женную CCl4 экспрессию гена NQO1, но и индуцировало ее до уровня, в 2,4 раза превышающего контрольный, у крыс, получавших только CCl4 или Гес и CCl4, в 4 раза и у крыс, получавших Р и CCI4 - в 1,5 раза.

У животных, получавших рацион с двумя флавоноидами, после введения CCl4 экспрессия мРНК AhR, хотя и достоверно, но малосущественно превыша­ла экспрессию гена у крыс, получавших только ССl4 (на 20%), CCl4 и Р (на 33%) или CCl4 и Гес (на 45%) (см. рис. 2). Аналогично в этой группе экспрессия мРНК CYP1A2 оставалась ниже контрольного уровня, но превышала <0,05) уровень экспрессии гена у крыс, получавших только CCl4, на 64%, у получавших CCl4 и Р, - в 2 раза и на 60% у крыс, получавших CCl4 и Гес. Экспрессия мРНК CYP1A1 при введении CCl4 на фоне рациона с Р и Гес превышала уровень контроля на 40%, уровень экспрессии гена у крыс, получавших толькоCCl4, на 70% и не отличалась практически от значений у крыс, получавших CCl4 и Р. Выявленные изменения были статистически незначимы.

В то же время введение CCl4 крысам, получавшим рацион с Р и Гес, сопровождалось значительной ин­дукцией экспрессии мРНК CYP3A1 в 2,2 раза относительно контроля, в 7,5 раза относительно уровня у крыс, получавших базовый рацион, в 1,8 раза относительно уровня экспрессии у крыс, получавших рацион с Р, и в 7,2 раза - относительно экспрессии гена CYP3A1 при включении Гес в рацион (см. рис. 3). Учитывая ключевую роль CYP3A в метаболизме большинства ле­карственных средств, эти данные заслуживают особого внимания.

Таким образом, полученные результаты показали, что при остром токсическом действии CCl4 обогащение рациона крыс Р, но не Гес приводило к достоверному возрастанию экспрессии генов Hmox1, NQO1 и CYP3A1. При совместном включении Р и Гес в рацион отмечались аддитивность их действия на экспрессию гена Hmox1 и синергизм - в действии на экспрессию генов NQO1 и CYP3A1. При этом выявлено умеренное статисти­чески значимое усиление экспрессии генов AhR и CYP1A2 относительно уровня их экспрессии у крыс, получавших только CCl4, CCl4 и Р или CCl4 и Гес. В заключение следует подчеркнуть, что в условиях прооксидантного действия CCl4 Р усиливал адаптационный потенциал крыс, индуцируя экспрессию генов фермен­тов антиоксидантной защиты и метаболизма ксенобио­тиков. Впервые на модели окислительного стресса у крыс получены данные, демонстрирующие синергизм действия на уровне экспрессии генов 2 флавоноидов -Р и Гес, широко представленных в ежедневном рационе человека.

Литература

1. Турпаев К.Т. Сигнальная система Keaр1-Nrf2. Механизм регуля­ции и значение для защиты клеток от токсического действия ксенобиотиков и элктрофильных соединений // Биохимия. 2013. Т. 78, № 2. С. 147-166.

2. Тутельян В.А., Гаппаров М.М., Телегин Л.Ю. и др. Флавоноиды и резвератрол как регуляторы активности Ah-рецептора: защита от токсичности диоксина // Бюл. экспер. биол. 2003. Т. 136, 12. С. 604-611.

3. Nebert D.W., Dalton T.P., Okey A.B., Gonzalez F.J. Role of aryl hydrocarbon receptor-mediated induction of the CYP1 enzymes in environmental toxicity and cancer // J. Biol. Chem. 2004. Vol. 279, N 23. P. 23 847-23 850.

4. Ляхович В.В., Вавилин В.А., Зенков Н.К., Меньщикова Е.Б. Актив­ная защита при окислительном стрессе. Антиоксидант-респон-сивный элемент // Биохимия. 2006. Т. 71, № 9. С. 1183-1197.

5. Dinkova-Kostova A.T., Talalay P. NAD(P)H:quinone acceptor oxidoreductase 1 (NQO1), a multifunctional antioxidant enzyme and excep­tionally versatile cytoprotector // Arch. Biochem. Biophys. 2010. Vol. 501, N 1. P. 116-123.

6. Liu S., Hou W., Yao P. et al. Heme oxygenase-1 mediates the protec­tive role of quercetin against ethanol-induced rat hepatocytes oxida-tive damage // Toxicol. in Vitro. 2012. Vol. 26, N 1. P. 74-80.

7. Ma Q., He X. Molecular basis of electrophilic and oxidative defense: promises and perils of Nrf2 // Pharmacol. Rev. 2012. Vol. 64, N 4. P. 1055-1081.

8. Buendia I., Michalska P., Navarro E. et al. Nrf2-ARE pathway: An emerging target against oxidative stress and neuroinflammation in neurodegenerative diseases // Pharmacol. Ther. 2016. Vol. 157. P. 84-104.

9. Moon Y.J., Wang X., Morris M.E. Dietary flavonoids: effects on xenobiotic and carcinogen metabolism // Toxicol. in Vitro. 2006. Vol. 20. P. 187-210.

10. Kohle C., Bock K.W. Coordinate regulation of Phase I and II xenobiotic metabolisms by the Ah receptor and Nrf2 // Biochem. Pharmacol. 2007. Vol. 73, N 12. P. 1853-1862.

11. Miao W., Hu L., Scrivens P.J., Batist G. Transcriptional regulation of NF-E2 p45-related factor (NRF2) expression by the aryl hydrocar­bon receptor-xenobiotic response element signaling pathway: direct cross-talk between phase I and II drug-metabolizing enzymes // J. Biol. Chem. 2005. Vol. 280, N 21. P. 20 340-20 348.

12. Basheer L., Kerem Z. Interactions between CYP3A4 and Dietary Poly­phenols // Oxid. Med. Cell. Longev. 2015. doi: 10.1155/2015/854015.

13. Тутельян В.А., Белоусов Ю.Б., Гуревич. К.Г. Безопасность и эффективность биологически активных веществ раститель­ного происхождения. Новосибирск : Экор-книга, 2007. 316 с.

14. Кравченко Л.В., Трусов Н.В., Ускова М.А. и др. Характеристика острого токсического действия четыреххлористого углерода как модели окислительного стресса // Токсикол. вестн. 2009. № 1. С. 12-18.

15. Ускова М.А., Васильева М.А., Трусов Н.В. и др. Оценка антиок-сидантных и гепатопротекторных свойств штамма Lactobacillus casei 114001 на модели индуцированного CCl4 токсического поражения печени // Вопр. питания. 2009. Т. 78, 5. С. 24-30.

16. Chomczynski P., Sacchi N. Single-step of RNA isolation by aced guanidinium thiocyanate-phenol-chloroform extraction // Anal. Biochem. 1987. Vol. 162. P. 156-159.

17. Randle L.E., Goldring C.E., Benson C.A. Investigation of the effect of a panel of model hepatotoxins on the Nrf2-Keap1 defence response pathway in CD-1 mice // Toxicology. 2008. Vol. 243, N 3. P. 249-260.

18. Nakahira K., Takahashi T., Shimizu H. et al. Protective role of heme oxygenase-1 induction in carbon tetrachloride-induced hepatotoxicity // Biochem. Pharmacol. 2003. Vol. 66, N 3. P. 1091-1105.

19. Matsubara T., Mori S., Touchi A. et al. Carbon tetrachloride-induced hepatotoxicity in rats: evidence for different susceptibilities of rat liver lobes // Jpn. J. Pharmacol. 1983. Vol. 33, N 2. P. 435-445.

20. Yokogawa K., Watanabe M., Takeshita H. et al. Serum aminotransferase activity as a predictor of clearance of drugs metabolized by CYP isoforms in rats with acute hepatic failure induced by carbon tetrachloride // Int. J. Pharm. 2004. Vol. 269, N 2. P. 479-489.

21. Xie Y., Hao H., Wang H. et al. Reversing effects of lignans on CCl4-induced hepatic CYP450 down regulation by attenuating oxidative stress // J. Ethnopharmacol. 2014. Vol. 155, N 1. P. 213-221.

22. Barouki R., Morel Y. Repression of cytochrome P450 1A1 gene expression by oxidative stress: mechanisms and biological implica­tions // Biochem. Pharmacol. 2001. Vol. 61, N 5. P. 511-516.

23. Khan R.A., Khan M.R., Sahreen S. CCl4-induced hepatotoxicity: pro­tective effect of rutin on p53, CYP2E1 and the antioxidative status in rat // BMC Complement. Altern. Med. 2012. doi: 10.1186/1472-6882­12-178.

24. Khan R.A., Khan M.R., Sahreen S. Attenuation of CCl4-induced hepatic oxidative stress in rat by Launaea procumbens // Exp. Toxicol. Pathol. 2013. Vol. 65, N 3. P. 319-326.

25. Domitrovic R., Jakovac H., Vasiljev Marchesi V. et al. Differential hepatoprotective mechanisms of rutin and quercetin in CCl4-intoxicated BALB/cN mice // Acta Pharmacol. Sinica. 2012. Vol. 33, N 10. P. 1260-1270.

26. Tanigawa S., Fujii M., Hou D.X. Action of Nrf2 and Keap1 in ARE-mediated NQO1 expression by quercetin // Free Radic. Biol. Med. 2007. Vol. 42, N 11. P. 1690-1703.

27. Baird L., Dinkova-Kostova A.T. The cytoprotective role of the Keap1-Nrf2 pathway // Arch. Toxicol. 2011. Vol. 85, N 4. P. 241-272.

28. Кравченко Л.В., Авреньева Л.И., Аксенов И.В и др. Изучение влияния рутина на защитный потенциал крыс // Вопр. питания. 2015. Т. 84, 3. С. 22-30.

29. Krizkova J., Burdova K., Stiborova M. et al. The effects of selected flavonoids on cytochromes P450 in rat liver and small intestine // Interdiscip. Toxicol. 2009. Vol. 2, N 3. P. 201-204.

30. Vrba J., Kren V., Vacek J. et al. Quercetin, quercetin glycosides and taxifolin differ in their ability to induce AhR activation and CYP1A1 expression in HepG2 cells // Phytother. Res. 2012. Vol. 26, N 11. P. 1746-1752.

31. Ciolino H.P., Daschner P.J., Yeh G.C. Dietary flavonols quercetin and kaempferol are ligands of the aryl hydrocarbon receptor that affect CYP1A1 transcription differentially // Biochem. J. 1999. Vol. 340, N 3. P. 715-722.

32. Yu C.P., Wu P.P., Hou Y.C. et al. Quercetin and rutin reduced the bioavailability of cyclosporine from Neoral, an immunosuppressant, through activating P-glycoprotein and CYP 3A4 // J. Agric. Food Chem. 2011. Vol. 59, N 9. P. 4644-4648.

33. Raucy J. L. Regulation of CYP3A4 expression in human hepatocytes by pharmaceuticals and natural products // Drug Metab. Dispos. 2003. Vol. 31, N 5. P. 533-539.

34. Sprouse A.A., Breemen R.B. Pharmacokinetic interactions between drugs and botanical dietary supplements // Drug Metab. Dispos. 2016. Vol. 44, N 2. P. 162-171.

35. Naseem M., Parvez S. Hesperidin restores experimentally induced neurotoxicity in Wistar rats // Toxicol. Mech. Methods. 2014. Vol. 24, N 7. P. 512-519.

36. Tirkey N., Pilkhwal S., Kuhad A., Chopra K. Hesperidin, a citrus bioflavonoid, decreases the oxidative stress produced by carbon tetrachloride in rat liver and kidney // BMC Pharmacol. 2005. Vol. 5. doi: 10.1186/1471-2210-5-2.

37. Балакина.А.С., Трусов Н.В., Авренева Л.И. и др. Влияние рутина и геспередина на экспрессию гена Nrf2 и активность гемоксигеназы-1 и NAD(P)H-xининоксидоредуктазы при их раздельном и совместном действии // Вопр. питания. 2016. Т. 85, 3. С. 18-26.

38. Тутельян В.А., Лашнева Н.В. Биологически активные вещества растительного происхождения. Флаваноны: пищевые источни­ки, биодоступность, влияние на ферменты метаболизма ксено­биотиков // Вопр. питания. 2011. Т. 80, № 5. С. 4-23.

Материалы данного сайта распространяются на условиях лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License («Атрибуция - Всемирная»)

SCImago Journal & Country Rank
Scopus CiteScore
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР
Тутельян Виктор Александрович
Академик РАН, доктор медицинских наук, профессор, научный руководитель ФГБУН «ФИЦ питания и биотехнологии»

Журналы «ГЭОТАР-Медиа»